Федор Мильгаузен. Воспоминания о столичном докторе

Федор МильгаузенРаньше симферопольцы говорили о нём «благотворитель». Впрочем, благо творил он и для всей Таврической губернии, да и многих губерний, городов, сёл Российской Империи. Сегодня же в Симферополе память о нём почти утрачена: ни надгробья, ни мемориальной доски, ни улицы, названной в его честь. Между тем 4 июля исполнилось 235 лет со дня рождения Фёдора Мильгаузена — врача, учёного, мецената.

О таких малышах, как появившийся на свет в Санкт-Петербурге в семье кузнечного мастера Фёдор Мильгаузен, обычно говорят: поцелованный Всевышним. Ко времени поступления в институт кроме родного немецкого и, естественно, русского он почти в совершенстве знал латынь, английский, французский. В медицинский институт поступил в четырнадцать, в двадцать начал врачебную практику в Обуховской больнице, что на набережной Фонтанки. А уже через шесть лет его назначают помощником генерал-штаб-лекаря Гражданской медицинской части (в 1818 году Фёдор Карлович станет и генерал-штаб-лекарем — одна из высших медицинских должностей того времени). Молодому врачу не исполнилось и тридцати, а мотаться по России и действовать пришлось в экстремальных ситуациях: в стране то и дело вспыхивали эпидемии. За безупречную службу Фёдор Мильгаузен, не оставлявший также частную практику, награждён орденами святого Владимира четвёртой степени и святой Анны второй степени. Избран корреспондентом медицинского совета Министерства духовных дел и народного просвещения, Императорской медико-хирургической академии. Позже, живя в Симферополе, Фёдор Карлович станет и действительным членом московского Общества испытателей природы, подарит ему большую коллекцию насекомых Крыма, и членом-корреспондентом статистического отдела Министерства внутренних дел — передаст метеорологические и медицинские наблюдения за жизнью полуострова. Мильгаузен продолжал бы и дальше служить в Петербурге, но развившаяся астма заставила в 1820 году сменить дождливый Питер на солнечный Крым.

Здесь тоже не сидел без дела: повелением императора Александра I принят чиновником особых поручений по врачебной части при Таврическом губернаторе. Едва оправившись после трудного переезда, Фёдор Карлович включается в работу. Обследует крымские карантины, борется с эпидемиями чумы и холеры, контролирует снабжение казённых аптек, разрабатывает своего рода курортно-лечебную карту Крыма, описывая, для лечения каких заболеваний показаны климатические и природные особенности полуострова. Начинает наблюдать за изменениями климата, проводя исследования в созданной им в 1821 году метеорологической станции, первой не только в Симферополе, но и в Крыму. Участвует в издании газеты «Таврические губернские ведомости», в работе попечительского совета губернского тюремного комитета.

Вообще Фёдора Карловича избирали во многие попечительские советы. Так, будучи попечителем странноприимного дома Александра Таранова-Белозёрова (предводитель дворянства губернии, завещавший на открытие этого дома всё имущество; сейчас здание медколледжа на улице Карла Маркса), заботился не только о физическом состоянии подопечных, но и о духовном, основав здесь библиотеку. Благодаря Мильгаузену появилась в Симферополе и первая общественная библиотека. Библиотека симферопольской мужской гимназии, в попечительском совете которой также был наш герой, пополнилась 570 книгами из его личного собрания, атласами, приборами для физического кабинета. Усилиями немца, принявшего российское подданство, в Симферополе появились и лютеранская кирха, и школа при ней: статский советник Мильгаузен в письме к Таврическому губернатору Александру Казначееву просил отвести «для постройки кирхи престижное место возле Александро-Невского собора» (сейчас на месте кирхи — развалины и спорткомплекс на улице Карла Маркса). Учёный устроил в губернском городе прекрасный сад — сейчас территория от завода «Фиолент» почти до автовокзала.

Каштан МильгаузенаНо до наших дней сохранился лишь огромный — более двадцати пяти метров высотой — каштан во дворе дома на улице Фрунзе, 30. Дереву уже 181 год. Низенький заборчик, выкрашенный голубоватым цветом, рядом урна, чтобы не мусорили у «охраняемого законом ботанического памятника местного значения». Таким дерево объявили ещё в 1972 году, но почему-то на мемориальной табличке не указано, что посадил этот пятиствольный каштан Фёдор Мильгаузен.

Стволов должно было быть семь — столько плодов по количеству членов семьи бросил доктор в одну лунку, но первые годы два ростка пропали, а остальные прижились, слились воедино. Хотя стоит приглядеться, и поймёшь, что задумка доброго человека осуществилась: метрах в пяти от земли стволов становится семь. Два рядом стоящих разделяются, от каждой мощной прямой половины идут свои ответвления, раскидистые, с изумрудной, немного поражённой болезнью листвой. Вон на одном стволе притаилась шляпка древесного гриба, а между двумя другими — семейство опят. Вон между ветвями старый скворечник без крыши и пола — сколько лет уже там держится.

— А где-то совсем-совсем высоко под зелёной шапкой, может, ещё сохранилась кормушка, — улыбается старожил Симферополя Ольга Борисовна. — Её осенью 40-го, взобравшись наверх, укрепил Петя Марков, старший брат моей лучшей подруги детства одноклассницы Люси. Помню, мы, девятилетние, стояли, задрав головы, так, что чуть не сваливались береты, связанные моей бабушкой, и кричали: «Петь, а синички прилетят?». В тот год было много синичек, и весёлый мальчишка каждое утро влезал по стволу, чтобы насыпать им крошки и положить кусочек сала. Он мечтал стать лётчиком, а стал танкистом и сгорел вместе с экипажем в Румынии осенью 44-го. А родных его, маму, дедушку, Люсю, расстреляли в 43-м фашисты.

Ольга Борисовна рассказывает, что семья подруги жила неподалёку от каштана, в доме с колоннами и мезонином. В том самом доме (сейчас Киевская, 24), что осенью 1785 года построили отставные солдаты и «беспаспортный» люд из русской слободы (позже село Подгорно-Петровское) для В. Шепинга — отставного офицера бомбардирского полка. Через два года усадьбу купил член Таврического областного правления Герасим Беляев, а уж у его наследников в 1819 году, собираясь перебраться в Крым, купил дом Фёдор Мильгаузен.

— Кроме семьи моей подруги, в доме жили ещё шесть семей, в комнатах и даже бывших сараях, перестроенных в тридцатые под жильё, — рассказывает Ольга Борисовна. — Помню, Люсин дедушка говорил, что раньше здесь жил врач, лечивший даже Пушкина, а поэт в благодарность оставил ему стихотворение. Но этого, конечно, новые жильцы уже не застали.

Автограф Александра Сергеевича в доме Фёдора Карловича действительно был, но после гражданской войны наследники врача вывезли имущество, след раритета затерялся. Мильгаузен лечил Пушкина в сентябре 1820-го, когда поэт путешествовал по Тавриде, спустя три года лечил другого поэта — Константина Батюшкова. В доме врача гостили композитор Александр Серов и художник Иван Айвазовский, поэт Василий Жуковский и учёный Христиан Стевен, актёр Михаил Щепкин и много других известных людей того времени. Правда, мемориальной доски на здании, огороженном сетчатым забором, нет, как и рядом с домом. Сейчас здесь тоже живёт несколько семей, увы, к журналистам никто не вышел. Зато радует, что за забором разбит небольшой сад, словно наследник того мильгаузенского, да и вообще большой двор в пределах Киевской, 24 и Фрунзе, 30 — зелёный и уютный. Знаменитый симферополец порадовался бы.

Лечил он не только знаменитостей, но и простой люд, бесплатно, в любую погоду и на любое расстояние спеша к больным.

— Живу благодаря Фёдору Карловичу, — говорит Ольга Борисовна. — Как-то, после первого посещения дома подружки, я рассказала об этом бабушке Варваре Тихоновне, а она, всплеснула руками: «Ведь там жил великий врач, благодаря которому мы все живём!». Оказывается, в 1844 году Мильгаузен спас от лихого кашля (сейчас сказали бы, от коклюша) трёхлетнего мальчугана из бедной семьи — моего будущего прадеда Тихона, дав возможность продолжиться роду. Бабушка рассказывала, что мама Тихона в знак благодарности принесла врачу букет полевых цветов — больше отблагодарить было нечем, да и не взял бы он ничего. И на следующий день к подружке я пошла уже с бабушкой, мы тоже понесли полевые цветы, положив их к каштану, посаженному врачом.

Своего доктора горожане очень любили. В честь 50-летия его врачебной деятельности весной 1846-го устроили торжество во флигеле Таврического губернского дворянского собрания (улица Горького, 10). В честь юбиляра звучала кантата композитора Александра Серова, было много тёплых слов не только от симферопольцев, крымчан, но и от жителей Санкт-Петербурга, других губерний, где с благодарностью вспоминали врача. На память Фёдору Карловичу подарили серебряную вазу с рисунком Ивана Айвазовского: на фоне Чатырдага врач сидит в кресле, а ему с поклоном подносит хлеб-соль русский мужик, за ним в национальных костюмах стоят татарин, немец, караим, еврей, армянин. Ему действительно были благодарны представители разных национальностей, ведь не обходил вниманием и помощью никого. Кстати, деньги на вазу собирали всем Крымом: «вклад не более рубля серебром и меньше от каждого желающего принести лепту своей благодарности». Желающих оказалось немало.

Фёдора Мильгаузена не стало 23 марта 1853 года. Простудился, торопясь на вызов к больному, и уже не смог подняться с постели.

— Бабушка рассказывала, — продолжает Ольга Борисовна, — что ей и отец, и её бабушка говорили, как весь город вышел проводить в последний путь любимого врача. Потом они с отцом ходили одно время на могилу Мильгаузена, но не в день его смерти, а в день рождения, в июле, ведь как раз в этом месяце доктор спас маленького Тихона. К сожалению, мне принести цветы к могиле человека, спасшего наш род, не удалось — в городе нет ни захоронения Мильгаузена, ни того кладбища, что было между улицами Красноармейской, Курцовской и Новосадовой (сейчас Козлова). Но по семейной традиции принесу букетик полевых цветов к мильгаузенскому каштану.

Увы, в Симферополе не сохранилась не только могила доктора, но и улица его имени. В 1904 году улицу, на которой и сегодня стоит его дом, назвали Мюльгаузенской (при оформлении табличек фамилию исказили). Но уже через два десятилетия переименовали в Битакскую (по деревне Битак), после Великой Отечественной улица стала носить имя селекционера Ивана Мичурина, а в 1961-м получила нынешнее название — Киевская.

Наталья Пупкова, «Крымская Правда»

Ссылки по теме:

Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

Симеиз — крымский гей-курорт

Редкие фотографии Крыма во время Второй мировой войны

История происхождения названия города Симферополь

Крымские зимние морозы столетней давности

Загадки имен симферопольских микрорайонов